Письмо Татьяне Яковлевой

                  ПИСЬМО
            ТАТЬЯНЕ ЯКОВЛЕВОЙ

    В поцелуе рук ли,
                     губ ли,
    в дрожи тела
                 близких мне
    красный
            цвет
                 моих республик
    тоже
         должен
 10             пламенеть.
    Я не люблю
               парижскую любовь:
    любую самочку
                  шелками разукрасьте,
    потягиваясь, задремлю,
                           сказав -
                                    тубо -
    собакам
            озверевшей страсти,
 20 Ты одна мне
                ростом вровень,
    стань же рядом
                   с бровью брови,
    дай
        про этот
                 важный вечер
    рассказать
               по-человечьи.
    Пять часов,
 30             и с этих пор
    стих
         людей
               дремучий бор,
    вымер
          город заселенный,
    слышу лишь
               свисточный спор
    поездов до Барселоны.
    В черном небе
 40               молний поступь,
    гром
         ругней
                в небесной драме, -
    не гроза,
              а это
                    просто
    ревность
             двигает горами.
    Глупых слов
 50             не верь сырью,
    не пугайся
               этой тряски, -
    я взнуздаю,
                я смирю
    чувства
            отпрысков дворянских.
    Страсти корь
                 сойдет коростой,
    но радость
 60            неиссыхаемая,
    буду долго,
                буду просто
    разговаривать стихами я.
    Ревность,
              жены,
                    слезы...
                             ну их! -
    вспухнут веки,
                   впору Вию.
 70 Я не сам,
              а я
                  ревную
    за Советскую Россию.
    Видел
          на плечах заплаты,
    их
       чахотка
               лижет вздохом.
    Что же,
 80         мы не виноваты -
    ста мильонам
                 было плохо.
    Мы
       теперь
              к таким нежны -
    спортом
            выпрямишь не многих, -
    вы и нам
             в Москве нужны,
 90 не хватает
               длинноногих.
    Не тебе,
             в снега
                     и в тиф
    шедшей
           этими ногами,
    здесь
          на ласки
                   выдать их
100 в ужины
            с нефтяниками.
    Ты не думай,
                 щурясь просто
    из-под выпрямленных дуг.
    Иди сюда,
              иди на перекресток
    моих больших
                 и неуклюжих рук.
    Не хочешь?
110            Оставайся и зимуй,
    и это
          оскорбление
                      на общий счет нанижем.
    Я все равно
                тебя
                     когда-нибудь возьму -
    одну
         или вдвоем с Парижем.

    [1928]