Владимир Маяковский: Люблю

Любовь любому рожденному дадена, —

но между служб,

доходов

и прочего

со дня на́ день

очерствевает сердечная почва.

На сердце тело надето,

на тело — рубаха.

Но и этого мало!

Один —

идиот! —

манжеты наделал

и груди стал заливать крахмалом.

Под старость спохватятся.

Женщина мажется.

Мужчина по Мюллеру мельницей машется.

Морщинами множится кожица.

Любовь поцветет,

поцветет —

и скукожится.

Я в меру любовью был одаренный.

Но с детства

людьё

трудами муштровано.

А я —

убёг на берег Риона

и шлялся,

ни чёрта не делая ровно.

Сердилась мама:

«Мальчишка паршивый!»

Грозился папаша поясом выстегать.

А я,

разживясь трехрублевкой фальшивой,

играл с солдатьём под забором в «три листика».

Без груза рубах,

жарился в кутаисском зное.

Вворачивал солнцу то спину,

то пузо —

пока под ложечкой не заноет.

Дивилось солнце:

«Чуть виден весь-то!

А тоже —

с сердечком.

Старается малым!

Откуда

в этом

в аршине

место —

и мне,

и реке,

и стовёрстым скалам?!»

Юношеству занятий масса.

Грамматикам учим дурней и дур мы.

из 5-го вышибли класса.

Пошли швырять в московские тюрьмы.

В вашем

квартирном

маленьком мирике

для спален растут кучерявые лирики.

Что выищешь в этих болоночьих лириках?!

Меня вот

любить

учили

в Бутырках.

Что мне тоска о Булонском лесе?!

Что мне вздох от видов на́ море?!

Я вот

в «Бюро похоронных процессий»

влюбился

в глазок 103 камеры.

Глядят ежедневное солнце,

зазна́ются.

«Чего — мол — стоют лучёнышки эти?»

А я

за стенного

отдал тогда бы — все на свете.

Французский знаете.

Де́лите.

Множите.

Склоняете чу́дно.

Ну и склоняйте!

Скажите —

а с домом спеться

можете?

Язык трамвайский вы понимаете?

Птенец человечий,

чуть только вывелся —

за книжки рукой,

за тетрадные дести.

А я обучался азбуке с вывесок,

листая страницы железа и жести.

Землю возьмут,

обкорнав,

—

учат.

И вся она — с крохотный глобус.

А я

боками учил географию —

недаром же

наземь

ночёвкой хлопаюсь!

Мутят Иловайских больные вопросы:

— Была ль рыжа борода Барбароссы? —

Пускай!

Не копаюсь в пропы̀ленном вздоре я —

любая в Москве мне известна история!

Берут Добролюбова (чтоб зло ненавидеть), —

фамилья ж против,

скулит родовая.

жирных

с детства привык ненавидеть,

всегда себя

за обед продавая.

сядут —

чтоб нравиться даме,

мыслишки звякают лбёнками медненькими.

А я

говорил

с одними домами.

Одни водокачки мне собеседниками.

Окном слуховым внимательно слушая,

ловили крыши — что брошу в уши я.

А после

о ночи

и друг о друге

трещали,

язык ворочая — флюгер.

У взрослых дела.

В рублях карманы.

Любить?

Пожалуйста!

Рубликов за́ сто.

А я,

ручища

в рваный

в карман засунул

и шлялся, глазастый.

Ночь.

Надеваете лучшее платье.

Душой отдыхаете на женах, на вдовах.

Меня

Москва душила в объятьях

кольцом своих бесконечных Садовых.

В сердца,

в часишки

любовницы тикают.

В восторге партнеры любовного ложа.

Столиц сердцебиение дикое

ловил я,

Страстно́ю площадью лёжа.

Враспашку —

сердце почти что снаружи —

себя открываю и солнцу и луже.

Входите страстями!

Отныне я сердцем править не властен.

У прочих знаю сердца дом я.

Оно в груди — любому известно!

На мне ж

с ума сошла анатомия.

Сплошное сердце —

гудит повсеместно.

О, сколько их,

одних только вёсен,

за 20 лет в распалённого ввалено!

Их груз нерастраченный — просто несносен.

Несносен не так,

для стиха,

а буквально.

Больше чем можно,

больше чем надо —

будто

поэтовым бредом во сне навис —

комок сердечный разросся громадой:

громада ненависть.

Под ношей

ноги

шагали шатко —

ты знаешь,

я же

ладно слажен —

и всё же

тащусь сердечным придатком,

плеч подгибая косую сажень.

Взбухаю стихов молоком

— и не вылиться —

некуда, кажется — полнится заново.

Я вытомлен лирикой —

мира кормилица,

гипербола

праобраза Мопассанова.

Подня́л силачом,

понес акробатом.

Как избирателей сзывают на митинг,

как сёла

созывают набатом —

я звал:

«А вот оно!

Вот!

Возьмите!»

Когда

такая махина ахала —

не глядя,

пылью,

грязью,

сугробом

дамьё

от меня

ракетой шарахалось:

«Нам чтобы поменьше,

нам вроде танго́ бы…»

Нести не могу —

и несу мою ношу.

Хочу ее бросить —

и знаю,

не брошу!

Распора не сдержат рёбровы дуги.

Пришла —

деловито,

за рыком,

за ростом,

взглянув,

разглядела просто мальчика.

Взяла,

отобрала сердце

и просто

пошла играть —

как девочка мячиком.

И каждая —

чудо будто видится —

где дама вкопалась,

а где девица.

«Такого любить?

Да этакий ринется!

Должно, укротительница.

Должно, из зверинца!»

Нет его —

ига!

От радости себя не помня,

скакал,

индейцем свадебным прыгал,

так было весело,

было легко мне.

Один не смогу —

не снесу рояля

—

несгораемый шкаф).

А если не шкаф,

не рояль,

то я ли

Банкиры знают:

«Богаты без края мы.

Карманов не хватит —

кладем в несгораемый».

в тебя —

богатством в железо —

запрятал,

хожу

и радуюсь Крезом.

если захочется очень,

улыбку возьму,

пол-улыбки

и мельче,

протрачу в полно́чи

рублей пятнадцать лирической мелочи.

Флоты — и то стекаются в гавани.

— и то к вокзалу гонит.

Ну, а меня к тебе и подавней

— я же люблю! —

тянет и клонит.

Скупой спускается пушкинский рыцарь

Так я

к тебе возвращаюсь, любимая.

Мое это сердце,

любуюсь моим я.

Домой возвращаетесь радостно.

с себя соскребаете, бреясь и моясь.

Так я к тебе возвращаюсь, —

разве,

к тебе идя,

Земных принимает земное лоно.

К конечной мы возвращаемся цели.

Так я

к тебе

тянусь неуклонно,

развиделись еле.

Не смоют любовь

ни ссоры,

ни вёрсты.

выверена,

проверена.

Подъемля торжественно стих строкопёрстый,

клянусь —

люблю

Люблю (стр. 85). Черновой автограф в записной книжке 1922 г., № 10 (ЦГАЛИ); беловой автограф (у Л. Ю. Брик); черновой автограф на пяти листах блокнота (позднейшая вставка в текст, строки 81-176, БММ); «Люблю»; «Люблю», 2-е изд.; «Люблю», Рига, 2-е изд.;^[10] «13 лет работы», т. 2; «Лирика»; Сочинения, т. 2.

В настоящем издании в текст 2-го тома Сочинений внесено исправление: в строке 8 вместо «на теле рубаха» — «на тело рубаха» (по беловому автографу и сб. «Лирика»).

«Люблю» написана в период с ноября 1921 года по начало февраля 1922 года. Маяковский писал Л. Ю. Брик 22 ноября 1921 года: «Волнуюсь, что к твоему приезду не сумею написать стих для тебя. Стараюсь страшно».

В информационной заметке, напечатанной в «Нашем журнале», издававшемся Василием Каменским, от 15 марта 1922 г. говорилось, что Маяковский закончил поэму «Любовь» (первоначальное заглавие).

Строка 16. Мюллер — автор популярного руководства по гимнастике.

Рион — Риони, река в Грузии, на которой расположен г. Кутаиси.

Бутырки — Бутырская тюрьма в Москве, куда был заключен Маяковский в 1909–1910 годах за участие в подпольном рабочем движении.

Строка 73. В Бутырской тюрьме Маяковский был заключен в одиночную камеру № 103.

Строка 106. Д. И. (1832–1920) — автор учебников по истории, написанных в реакционно-монархическом духе.

Строка 107. Была ль рыжа борода Барбароссы? — Фридрих I Барбаросса (1123–1190), император так называемой «Римской империи германской нации». Барба росса — рыжая борода (итал.).

…гипербола праобраза Мопассанова — имеется в виду рассказ Мопассана «Идиллия».

Строка 272. Крез — царь Лидии, по древнегреческому преданию, обладавший несметными богатствами.