1917—1922
Победа Великой Октябрьской социалистической революции знаменовала новый исторический этап в жизни нашей страны. С оружием в руках советский народ под руководством Коммунистической партии отстаивал завоевания революции, отбивая военные нападения иностранных захватчиков и внутренней белогвардейщины.
В условиях гражданской войны было начато строительство новой, социалистической культуры.
Помогая ее рождению, партия выкорчевывала остатки старой буржуазно-декадентской литературы, представители которой пытались вредить на фронте культурной революции. Одновременно с этим партия боролась с разного рода вульгаризаторами марксизма, пытавшимися направить развитие новой культуры по ложному пути.
Сразу же после революции Маяковский активно включился в общественно-литературную жизнь молодой Советской России. «Нужно приветствовать новую власть и войти с нею в контакт», — заявил он тогда на одном из совещаний писателей, художников и других деятелей искусства. Маяковский связывает свое творчество с интересами народа и Советского государства.
В стихотворениях «Ода революции» и «Левый марш» он славит Октябрьскую революцию и призывает к ее защите. Два с половиной года поэт неутомимо работает в РОСТА (Российское Телеграфное Агентство), рисуя плакаты и делая к ним стихотворные надписи. «Окна РОСТА» Маяковского явились одним из замечательных проявлений массовой агитации в годы гражданской войны. «Это те плакаты, которые перед боем смотрели красноармейцы, идущие в атаку», — писал о них Маяковский.
В эти годы поэт пишет первую советскую пьесу «Мистерия-Буфф», в которой предает беспощадному осмеянию старый умирающий мир и выражает твердую уверенность в торжестве революции.
В поэме «150 000 000» Маяковский попытался дать обобщение современных событий: показал борьбу молодого социалистического государства с силами мирового капитализма, возглавляемого буржуазной Америкой. Поэма выражала глубокую веру в окончательную победу трудящихся над капиталистами, хотя и была еще отмечена явными признаками футуристического стиля. Немало стихотворений этих лет Маяковский посвятил борьбе за мир.
Поэт связал свое творчество с основами политики Советского государства и непримиримо боролся со всем тем, что мешало развитию и укреплению советского общества.
Он вел непримиримую борьбу с проявлением аполитизма и безыдейности в литературе, последовательно сближал поэзию с интересами советского народа.
Все это определило ожесточенный характер борьбы вокруг Маяковского в годы гражданской войны.
Критика буржуазного лагеря, пытавшегося восстановить старые порядки, усилила свои нападки на Маяковского. Прежнее издевательское отношение к Маяковскому переросло в политическую ненависть к поэту, воспевавшему пролетарскую революцию. Эмигрантская пресса, задыхаясь от злобы, проклинала поэта на все лады, ей вторили представители «внутренней эмиграции». Один из бывших буржуазных журналистов А. Левинсон пытался опорочить первую советскую пьесу «Мистерию-Буфф» и ее автора.
По-своему враждебно относились к Маяковскому представители Пролеткульта. Это определялось их вульгарно-социологической позицией в литературе. Как известно, пролеткультовцы требовали «автономности» литературы от государства и противопоставляли Пролеткульт партии и советской власти. Пролеткультовская критика в оценке творчества Маяковского исходила из порочного вульгаризаторского взгляда, что непролетарский по своему происхождению писатель не может проникнуться пролетарской идеологией. Со страниц пролеткультовской печати настойчиво раздавались голоса, утверждавшие, что истинными создателями новой пролетарской литературы могут быть только пролетарии по происхождению.
Так, например, один из пролеткультовцев П. Бессалько писал: «Серьезно говорить о литературе, написанной интеллигентами, как о рабочей литературе, не приходится, и ее нужно рассматривать лишь как попытку одного класса обработать в своих интересах психологию другого класса, и на место реального поставить мнимое. В «Приказе по армии искусства», в первом номере газеты футуристов, поэт Маяковский делает первую попытку в этом направлении».
Известно резко отрицательное отношение В. И. Ленина и партии к «теориям» Пролеткульта. Деятельность Пролеткульта была осуждена партией в Резолюции и Письме ЦК РКП(б) о Пролеткультах (1920). Столь же суровую оценку получили в критических замечаниях В. И. Ленина на статью В. Плетнева «На идеологическом фронте» антимарксистские, вульгарно-социологические взгляды теоретиков Пролеткульта. Во фразе Плетнева: «Задача строительства пролетарской культуры может быть разрешена только силами самого пролетариата, учеными, художниками, инженерами и т. п., вышедшими из его среды», В. И. Ленин подчеркивает слова «только» и «его», а против фразы «пролетарский художник будет одновременно и художником и рабочим» ставит: «вздор»7.
В свете ленинской характеристики Пролеткульта совершенно очевидной становится глубокая ошибочность как общих принципов критики, так и тех оценок, которые она давала творчеству Маяковского.
Некоторые из критиков того времени заняли по отношению к поэзии Маяковского промежуточные позиции. Примером может служить статья К. Чуковского «Ахматова и Маяковский».
От названия и до последней строки эта статья являлась заведомо обреченной на неудачу попыткой совместить несовместимое, примирить антагонистическое. В глазах критика «молитвенная» «набожная» Ахматова и поэт революции Маяковский были явлениями единого порядка. «Для меня эти две стихии не исключают, а дополняют одна другую, они оба необходимы равно», — заключал автор статьи.
Совершенно понятно, что такая точка зрения является неверной. Поэзия А. Ахматовой, обращенная тогда к прошлому, и революционная поэзия Маяковского годов гражданской войны, тесно связанная с политикой и интересами Советского государства, не имели и не могли иметь между собой ничего общего.
Без всяких оснований К. Чуковский в своей статье целиком отрывал Маяковского от русской классической литературы. По мнению критика, Маяковский — «вдохновенный громила», «призванный не писать, а вопить».
К. Чуковскому по этому поводу возражал А. Луначарский: «Нельзя... », — писал он8.
Луначарский как литературный критик часто обращался к творчеству Маяковского. В 1918 г. он написал предисловие к сборнику футуристов «Ржаное слово», в котором были помещены некоторые стихи Маяковского. В этом предисловии отразилось первоначальное отношение Луначарского к группе футуристов. Тогда он возлагал на них некоторые надежды, как на возможных создателей нового искусства. Однако довольно скоро, когда футуристы начали на страницах газеты «Искусство коммуны» пропагандировать нигилистическое отношение к классическому наследию и попытались объявить футуризм «государственным искусством», Луначарский изменил свое отношение к ним. На страницах той же газеты он категорически возражал против того, чтобы «официальный орган нашего комиссариата изображал все художественное достояние от Адама до Маяковского кучей хлама, подлежащей разрушению»9. По мере того как Луначарскому становилось все более очевидным, что футуризм не только не способствует развитию нового искусства, но тормозит его, отношение его к этой группе становится все более отрицательным. В 1920 г. он делает заключение: «футуризм отстал, он уже смердит»10.
Однако Луначарский выделял Маяковского из группы футуристов, указывая на вредность для его поэзии футуристических рецидивов, которые подчас ощутимо давали о себе знать в некоторых его произведениях.
Луначарский предупреждал Маяковского об опасности «футуристической оболочки» «Мистерии-Буфф» и выражал уверенность, что «для Маяковского футуризм будет детской болезнью», что его талант «дал бы ему возможность гораздо серьезнее прогрессировать без всех этих штук и фокусов»11. Осуждая футуристическую, на его взгляд, «оболочку» пьесы, Луначарский вместе с тем положительно отзывался о ее революционной направленности. «Единственной пьесой, — говорил он, — которая задумана под влиянием нашей революции и поэтому носит на себе ее печать, задорную, дерзкую, мажорную, вызывающую, является «Мистерия-Буфф» Маяковского»12. Луначарский подчеркивал значительность «Мистерии-Буфф»: «Содержание этого произведения дано всеми гигантскими переживаниями настоящей современности, содержание впервые в произведениях искусства последнего времени адэкватное явлениям жизни»13. Исходя из этого, Луначарский делал вывод, что «Мистерия-Буфф» Маяковского «конечно, шаг вперед»14.
Интересна данная Луначарским общая оценка творчества Маяковского того времени. Когда в 1920 г. понадобилось вступиться за Маяковского, для того чтобы прекратить волокиту по поводу отдельного издания его трех небольших агитпьес, Луначарский решительно и твердо заявил: «Маяковский не первый встречный. Это один из крупнейших русских талантов, имеющий широкий круг поклонников как в среде интеллигенции, так и в среде пролетариев (целый ряд пролетарских поэтов — его ученики и самым очевидным образом ему подражают), это человек, большинство произведений которого переведено на все европейские языки, поэт, которого очень высоко ставят такие, отнюдь не футуристы, как Горький и Брюсов»15.
Брюсов в 1922 г. в большой и обстоятельной статье, подводя итоги развития русской поэзии за первое пятилетие революции, особое внимание уделил Маяковскому.
Статья содержала ошибочные оценки футуризма и неверную трактовку творчества некоторых буржуазно-дворянских поэтов, но в ней мы впервые встречаем плодотворную попытку определить удельный вес поэзии Маяковского в литературе годов гражданской войны. В статье не давалось последовательного анализа поэзии Маяковского этих лет, но правильно определялось ее ведущее положение в современной литературе. Брюсов в этой статье решительно выступал против литературных журналов, в которых ютились остатки буржуазных литераторов, пытавшихся замолчать революционную поэзию, и иронизировал над их набившими оскомину рассуждениями о том, что «стихи Гумилева — предел мастерства», что «А. Белый — создатель новой эпохи в литературе», что «Ходасевич — самый яркий представитель нашей поэзии», «Ахматова — ее гордость, Сологуб — ее патриарх»16и т. д.
Брюсов очень убедительно разбивал эту несостоятельную попытку исказить лицо русской литературы и скомпрометировать первые шаги советской власти в области культурного строительства. Он прямо указывал на то, что «в эпоху революции символисты вступили уже разбитой армией, потерявшей многих вождей и за последние годы не приобретшей ни одного ценного соратника» (стр. 49), что «вышедшие из символизма акмеисты оказались вне основного русла литературы, оставшись в стороне служителями «чистого искусства» (стр. 57).
Категорически отвергая претензии символистов, акмеистов, имажинистов на ведущее положение в современной поэзии, Брюсов по достоинству оценил роль и значение Маяковского в эти годы как крупнейшего представителя новой революционной поэзии. «Маяковский сразу же, еще в начале 10-х годов, показал себя поэтом большого темперамента и смелых мазков. Он был один из тех, кто к Октябрю отнесся не как к внешней силе, прежде всего мешающей самой работе поэта (отношение очень многих, несмотря на стихи, где революция воспевается), но как к великому явлению жизни, с которым он сам органически связан... Стихи Маяковского принадлежат к числу прекраснейших явлений пятилетия: их бодрый слог и смелая речь были живительным ферментом нашей поэзии» (стр. 56). Вопреки той клевете, которую возводили на Маяковского всяческие представители и любители «чистого искусства», ополчившиеся на его работу в РОСТА, Брюсов утверждал в своей статье, что «...годы 17—22 были расцветом его деятельности», и подчеркивал плодотворность этой деятельности: «Влияние Маяковского на молодую поэзию было очень сильно, но, к сожалению, ему чаще подражали по внешности, без его силы, без его одушевления, без меткости его речи и богатства его словаря», — писал Брюсов (стр. 57).
Таким образом, можно сказать, что в годы гражданской войны наиболее серьезно подошли к творчеству Маяковского Луначарский и Брюсов. Значительность их выводов заключалась в том, что Луначарский решительно связывал поэтический рост Маяковского с отходом поэта от футуризма, а Брюсов, хотя и не понимал порочных установок этой литературной группировки, увидел в Маяковском ведущего поэта. И если иметь в виду, что Луначарский и Брюсов выступали в условиях беспрерывных и резких выпадов против Маяковского как со стороны буржуазных литературных группировок, так и со стороны представителей Пролеткульта, то их критические отзывы о Маяковском приобретают еще более важное значение.
Однако ни Луначарский, ни Брюсов в своих оценках не раскрыли самого важного и существенного в творчестве Маяковского. Это сделал В. И. Ленин в известном отзыве о стихотворении Маяковского «Прозаседавшиеся».
Но прежде чем конкретно говорить об этом отзыве, необходимо более подробно остановиться на таком важнейшем общем вопросе, как Ленин о Маяковском.
Победа Октябрьской революции знаменовала собою культурную революцию в нашей стране. Широко известны выступления В. И. Ленина в первые годы Советской власти о задачах культурного строительства. Важнейшее значение Ленин неизменно придавал культурному наследию прошлого. Наиболее подробно Ленин говорил об этом на Третьем съезде комсомола в 1920 г.
Пролеткульта. Известная резолюция ЦК РКП(б) «О Пролеткультах», проект которой был составлен Лениным, указывала на глубоко ошибочную позицию этой организации. Не менее ошибочными были манифесты представителей многочисленных литературных групп, выступавших с заявлениями о своем новаторстве, которое они в первую очередь понимали как решительный разрыв с литературой и всем культурным наследием прошлого.
Вполне естественно, что попытки новаторства вне преемственной связи с реалистическими традициями литературы прошлого могли привести и приводили лишь к формалистическим выдумкам и претенциозным экспериментам. «Я не в силах считать произведения экспрессионизма, футуризма, кубизма и прочих «измов» высшим проявлением художественного гения», — вспоминает К. Цеткин слова, сказанные Лениным17. «К футуризму он вообще относился отрицательно», — свидетельствует А. В. Луначарский18.
Как видим, и позиция пролеткультовцев и позиция футуристов в одинаковой степени вызывала решительные возражения Ленина. И нельзя считать случайностью то обстоятельство, что в письме ЦК РКП(б) «О Пролеткультах» указывалось на их общность с футуристами, на то, что в Пролеткультах «рабочим прививали нелепые, извращенные вкусы (футуризм)»19. Имея в виду это письмо, Луначарский писал: «Товарищи, интересующиеся искусством, помнят обращение ЦК по вопросам об искусстве, довольно резко направленное против футуризма. Я не осведомлен об этом ближе, но думаю, что здесь была большая капля меду от самого Владимира Ильича...»20.
Хотя в годы гражданской войны Маяковский уже формировался как советский поэт, все более преодолевавший в своем творчестве рамки футуризма, однако он был еще связан с футуристическим окружением. Так, в 1919 г., в предисловии к сборнику «Все сочиненное Владимиром Маяковским», он без оговорок называл себя футуристом.
Как поэта-футуриста воспринимал Маяковского и В. И. Ленин. Этим определялся характер его отзывов о поэте.
Вспоминая свои беседы с Лениным в первые годы революции, Горький писал:
«К Маяковскому относился недоверчиво и даже раздраженно.
— Кричит, выдумывает какие-то кривые слова, и все у него не то, по-моему, — не то и мало понятно. Рассыпано все, трудно читать. Талантлив? Даже очень? Гм-гм, посмотрим!»21.
Маяковского. Отношение Ленина к Маяковскому претерпевало определенные изменения.
Наиболее раннее свидетельство об оценке Лениным поэзии Маяковского, относящееся к 1918 г., находим в воспоминаниях Н. К. Крупской. «Однажды нас позвали в Кремле на концерт, устроенный для красноармейцев. Ильича провели в первые ряды. Артистка Гзовская декламировала Маяковского: «Наш бог — бег, сердце — наш барабан», — и наступала прямо на Ильича, а он сидел, немного растерянный от неожиданности, недоумевающий, и облегченно вздохнул, когда Гзовскую сменил какой-то артист, читавший «Злоумышленника» Чехова»22. Отрицательное отношение Ленина к прослушанному стихотворению «Наш марш» вполне объяснимо. Это первое послеоктябрьское стихотворение Маяковского написано от лица футуристов; оно имело еще второе название — «Марш футуристов», под которым было опубликовано в «Газете футуристов» и в их хрестоматии «Ржаное слово». Оно несло на себе явные признаки футуристической игры словом, самоцельной аллитерации, заслонявшей смысл («Дней бык пег...»; «Зеленью ляг луг, выстели дно дням»; «Радости пей! Пой!» и т. п.).
Вот как вспоминает сама Гзовская свой разговор с Лениным после окончания этого концерта:
«...Однажды я участвовала в концерте, организованном для воинских частей в Кремле, в Митрофаньевском зале. На концерте присутствовал Владимир Ильич Ленин. Он сидел в первом ряду, сложив руки на груди, и внимательно смотрел на все происходившее на сцене.
В моей программе были стихи Пушкина и закончила я стихотворением Маяковского «Наш марш».
По окончании концерта в соседней комнате был подан чай, и тут произошел мой разговор о Маяковском с Владимиром Ильичем. Он спросил: «Что это вы читали после Пушкина? И отчего вы выбрали это стихотворение? Оно не совсем понятно мне... там все какие-то странные слова». Я отвечала Владимиру Ильичу, что это стихотворение Маяковского, которое он поручил мне исполнять. Непонятные слова я старалась объяснить Владимиру Ильичу так же, как мне объяснял это стихотворение сам Маяковский.
«Я не спорю, и подъем, и задор, и призыв, и бодрость — все это передается. Но все-таки Пушкин мне нравится больше, и лучше читайте чаще Пушкина». Никакого возмущения или беспощадной критики поэзии Маяковского в тот вечер я от Владимира Ильича, как писал в своих воспоминаниях В. Д. Бонч-Бруевич, не слыхала»23.
говорили о поэзии Маяковского. В этой беседе разговор коснулся и такого вопроса, как работа Маяковского в РОСТА. Вхутемасовец С. Сенькин так передает слова В. И. Ленина: «Я недавно, — говорит, — узнал о футуристах, и то в связи с газетной полемикой, а оказывается Маяковский уже около года работает в РОСТА»24. Присутствовавшая при беседе И. Арманд вспоминает: «Много внимания в этой беседе было уделено Маяковскому. Началось с восторженных отзывов художников о знаменитых плакатах Маяковского — окнах РОСТА. Владимир Ильич охотно признал их революционное значение. Затем речь зашла о поэзии Маяковского вообще. Владимиру Ильичу явно нравилось, с каким увлечением молодежь говорила о своем любимом поэте, о революционности его стихов»25. Вспоминая, с каким энтузиазмом студенты беседовали с Лениным, Н. К. Крупская пишет: «Они показывали ему свои наивные рисунки, объясняли их смысл, засыпали его вопросами. А он смеялся, уклонялся от ответов, на вопросы отвечал вопросами: «Что вы читаете? Пушкина читаете?» — «О нет, — выпалил кто-то, — он был ведь буржуй! Мы — Маяковского». Ильич улыбнулся: «По-моему, — Пушкин лучше». После этого Ильич немного подобрел к Маяковскому. При этом имени ему вспоминалась вхутемасовская молодежь, полная жизни и радости, готовая умереть за советскую власть, не находящая слов на современном языке, чтобы выразить себя, и ищущая этого выражения в малопонятных стихах Маяковского. Позже Ильич похвалил однажды Маяковского за стихи, высмеивающие советский бюрократизм»26.
Тот факт, что Ленин «подобрел к Маяковскому», Крупская прямо связывает с воздействием творчества поэта на молодежь, готовую «умереть за советскую власть».
«150 000 000», тиражом в 5000 экз.
Еще ранее из воспоминаний Луначарского было известно, что Ленин отрицательно отнесся к этой поэме: «150 000 000» Маяковского Владимиру Ильичу определенно не понравились. Он нашел эту книгу вычурной и штукарской»27.
В 1957 году были опубликованы следующие материалы28, позволяющие более полно судить о ленинской оценке этой поэмы.
6 мая 1921 г., очевидно, во время заседания, Ленин послал Луначарскому следующую записку:
«Как не стыдно голосовать за издание «150 000 000» Маяковского в 5000 экз.?
Вздор, глупо, махровая глупость и претенциозность.
По-моему, печатать такие вещи лишь 1 из 10 и не более 1500 экз. для библиотек и для чудаков.
Ленин».
На обороте этой записки Луначарский отвечал Ленину:
«Мне эта вещь не очень-то нравится, но 1) такой поэт, как Брюсов, восхищался и требовал напечатания 20 000; 2) при чтении самим автором вещь имела явный успех, притом и у рабочих».
Как видим, Ленину поэма не нравилась. И все же он счел возможным ее издание для библиотек и для тех, как он полагал, немногих «чудаков», которым она придется по вкусу. Как из этой записки, так и из приводимого ниже документа ясно, что негодование Ленина вызывал футуризм как течение.
«т. Покровский! Паки и паки прошу Вас помочь в борьбе с футуризмом и т. п.
1) Луначарский провел в коллегии (увы!) печатание «150 000 000» Маяковского.
не более 1500 экз.
«реалист», Луначарский де опять выжил, проводя де футуриста и прямо и косвенно.
Нельзя ли найти надежных анти-футуристов.
Ленин».
«150 000 000» с вопросом об отношении к футуризму.
В поэме «150 000 000» Маяковский стремился запечатлеть героическую борьбу революционного народа против капиталистического мира, выражал уверенность в победе социализма на всем земном шаре. Однако в поэме ощутимо давали себя знать все те же особенности футуристического стиля, которые и вызвали непримиримо резкое осуждение Ленина.
В дополнение к этому нужно сказать, что еще в 1918 году футуристы на страницах газеты «Искусство коммуны» провозгласили футуризм «государственным искусством». В статье «Ложка противоядия», опубликованной в этой же газете, А. Луначарский возражал против попыток футуристов «говоря от лица определенной школы, говорить в то же время от лица власти». Есть основание предполагать, что эти претензии футуристов не прошли мимо внимания Ленина, вызывали его серьезное беспокойство. В этой связи следует задуматься над тем, что издание поэмы «150 000 000», возможно, вызывало возражение Ленина еще и потому, что она публиковалась в Госиздате без фамилии автора. Поэма «150 000 000», изданная в Государственном издательстве без фамилии автора, с грифом — «Российская Социалистическая Федеративная Советская Республика. Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» — вполне могла восприниматься некоторыми читателями в обстановке тех лет как одобренный государством образец нового искусства.
Важнейшим свидетельством отношения Ленина к Маяковскому является его отзыв о стихотворении «Прозаседавшиеся». Это произведение было опубликовано в «Известиях» в марте 1922 г., почти через четыре года после того, как Ленин впервые познакомился с творчеством Маяковского, слушая его стихотворение «Наш марш». Эти годы были весьма значительными в творческой эволюции Маяковского.
Его первые стихотворные отклики на революцию, относящиеся к 1918 г. («Наш марш», первый «Приказ по армии искусства», «Радоваться рано»), еще содержали явные признаки футуризма. То же можно сказать о пьесе «Мистерия-Буфф» и о поэме «150 000 000». Работа в РОСТА явилась важнейшим этапом в развитии поэта. Рассчитанная на массовую агитацию, она заставляла Маяковского сознательно отказываться от затрудненного стиля, нарочитости, от «словесной шелухи», направляла его поэзию по пути реалистического искусства, доступного и понятного не десяткам и сотням «чудаков», а десяткам и сотням тысяч рабочих, крестьян, красноармейцев. Работа в РОСТА была тем «чистилищем», которое проходил Маяковский на пути к подлинно социалистическому искусству. Уже говорилось, что Ленин с одобрением отнесся к работе Маяковского в РОСТА. Стихи Маяковского 1921—1922 гг. во многом уже были свободны от былой футуристической затрудненности. Об этом со всей очевидностью говорят такие его произведения этих лет, как «Последняя страничка гражданской войны», «О дряни», «Люблю», «Сволочи», «Моя речь на Генуэзской конференции», «Баллада о доблестном Эмиле», «Бюрократиада», «Прозаседавшиеся» и другие. И по мере того, как поэзия Маяковского все больше освобождалась от футуристической оболочки, все более явственно проступала ее связь с революционной действительностью, с политическими задачами дня. Об этом, в частности, говорило и стихотворение «Прозаседавшиеся».
«Вчера я случайно прочитал в «Известиях» стихотворение Маяковского на политическую тему. Я не принадлежу к поклонникам его поэтического таланта, хотя вполне признаю свою некомпетентность в этой области. Но давно я не испытывал такого удовольствия, с точки зрения политической и административной. В своем стихотворении он вдрызг высмеивает заседания и издевается над коммунистами, что они все заседают и перезаседают. Не знаю, как насчет поэзии, а насчет политики ручаюсь, что это совершенно правильно»29. Луначарский вспоминает, что стихотворение Маяковского «очень насмешило Владимира Ильича и некоторые строки он даже повторял»30 — Е. Н.).
В этом отзыве Ленин сохраняет прежнюю позицию, которая связана с его неизменно отрицательным отношением к футуризму, во многом определявшему поэтику Маяковского («Я не принадлежу к поклонникам его поэтического таланта...»), и в то же время положительно оценивает политический смысл стихотворения «Прозаседавшиеся». Вспомним, что в эти годы Ленин неоднократно и настойчиво призывал к решительной борьбе с бюрократизмом, считая его таким же врагом советского государства, как голод, разруха, интервенция. В стихотворении «Прозаседавшиеся» Ленин увидел боевой отклик на один из злободневнейших вопросов современности.
Следует подчеркнуть и еще одну сторону вопроса. Все ранее приводившиеся отзывы Ленина о Маяковском, известные нам из воспоминаний мемуаристов (Горького, Крупской, Луначарского, Гзовской), были высказаны им в частных беседах с этими лицами. Отзыв же Ленина о стихотворении «Прозаседавшиеся» содержится в официальном выступлении, предназначенном для опубликования в печати.
Какие же выводы позволяет сделать все сказанное?
Чем больше освобождался поэт от пережитков футуризма, тем ощутимее обнаруживалась связь его творчества с политикой советского государства. Именно это последнее обстоятельство и лежало в основе изменявшегося отношения Ленина к Маяковскому.
Еще при жизни Ленина Маяковский совершал в своем творчестве последовательный отход от футуризма, становился на путь реалистического искусства, шел к подлинно глубокому изображению действительности в ее важнейших проявлениях. Необычность художественного приема стихотворения «Прозаседавшиеся» уже не была той футуристической претенциозностью, той «необычностью», к которой футуристы прибегали в целях эпатажа «обычного» художественного вкуса и которую Ленин определял как «штукарство». По своим стилевым особенностям это стихотворение близко к сатирическим гротескам М. Е. Салтыкова-Щедрина.
Исследователи не всегда обращали внимание на то, что в той же речи, в которой содержится оценка стихотворения «Прозаседавшиеся», Ленин упоминает роман Гончарова «Обломов». Это упоминание следует сразу же за характеристикой «Прозаседавшихся» и привлечено по тому же поводу, что и стихотворение Маяковского. После фразы, относящейся к Маяковскому («Не знаю, как насчет поэзии, а насчет политики ручаюсь, что это совершенно правильно»), в речи Ленина следует такой текст: «Мы, действительно, находимся в положении людей (и надо сказать, что положение это очень глупое), которые все заседают, составляют комиссии, составляют планы — до бесконечности. Был такой тип русской жизни — Обломов. Он все лежал на кровати и составлял планы»31. Вслед за этим Ленин говорит о необходимости борьбы с «обломовщиной» и вновь возвращается к имени Маяковского: «Практическое исполнение декретов, которых у нас больше чем достаточно и которые мы печем с той торопливостью, которую изобразил Маяковский, не находит себе проверки»32. Было бы неверным пройти мимо того обстоятельства, что Ленин называл произведение Маяковского рядом с одним из классических произведений русской литературы, в одной связи.
«В. И. Ленин» вспоминает слова, сказанные Лениным в первые годы революции: «А вы не находите, что стихов пишут очень много? И в журналах целые страницы стихов, и сборники выходят почти каждый день»33. Тем более интересен тот факт, что Владимир Ильич обратил внимание на одно из стихотворений Маяковского и взял его для иллюстрации своей речи. Если вспомнить слова Горького о том, что первоначально Ленин относился к Маяковскому «недоверчиво и даже раздраженно», то на основании ленинской характеристики стихотворения «Прозаседавшиеся» можно говорить о том, что былое недоверчивое и раздраженное отношение Ленина к поэту сменялось другим отношением, не похожим на прежнее.
Ленин составлял свое впечатление о Маяковском в тот период, когда Маяковский лишь формировался как советский поэт. В эти годы он создавал и подлинно революционные произведения, и такие, в которых еще отдавал немалую дань футуризму. И после стихотворения «Прозаседавшиеся» у Маяковского иногда еще будет обнаруживаться излишне затрудненный стиль, например, в поэме 1923 г. «Про это». Но в эту пору Маяковский уже совершал последовательное движение к высокой художественной простоте. Об этом со всей убедительностью говорит его поэма «Владимир Ильич Ленин», показавшая, что Маяковский преодолел футуризм. Именно это, одно из лучших произведений Маяковского, явилось результатом сложной внутренней борьбы, которую вел поэт с футуризмом в своем творчестве в первые годы революции. Эта поэма открывала новый этап в творчестве Маяковского, знаменовала собою период его высших идейно-художественных достижений.
Ленин уже не мог знать творчества зрелого Маяковского. Но думается, что Луначарский имел веские основания писать в 1932 году: «Несомненно, если бы у Ленина было время ближе познакомиться с творчеством Маяковского, в особенности с творчеством последних лет, свидетелем которого он уже не был, он бы в общем положительно оценил этого крупнейшего союзника коммунизма в поэзии»34.
В итоге можно характеризовать отношение Ленина к Маяковскому следующим образом: В. И. Ленин резко и последовательно порицал все то в творчестве Маяковского, что так или иначе было связано с футуризмом; В. И. Ленин приветствовал обращение Маяковского к политической поэзии и ценил воздействие стихов его на советскую молодежь. Кроме того, В. И. Ленин определил те позиции, с которых каждый советский литературный критик должен подходить к творчеству Маяковского.
«...если Ильич уже признает, что мое политическое направление правильное, выходит, что я делаю успехи в коммунизме. Это для нашего брата самое насущное, самое главное!»35.
Отзыв Ленина о стихотворении «Прозаседавшиеся» рассеял ту атмосферу недоверия, которую пытались создать вокруг имени Маяковского его противники. Он направлял советскую поэзию по пути органического ее слияния с интересами народа и государства. Этим путем и пошел Маяковский.
Примечания
7 В. И. Ленин о литературе и искусстве. Сборник. М., Гослитиздат, 1957, стр. 507.
8 2, стр. 226. (Сам Маяковский тоже возражал против точки зрения К. Чуковского. 8 дек. 1920 г. К. Чуковский сделал доклад «Две России», в котором повторил положения статьи «Ахматова и Маяковский». Поэт тогда же набросал стихи «Чукроста», в которых писал: «Что ты в лекциях поешь, будто бы громила я...»)
9 Луначарский А. Ложка противоядия. — Искусство коммуны, 1918, 29 дек., № 4.
10 Из выступления на диспуте о постановке «Зорь». — Вестник театра, 1920, № 75, стр. 12.
11 А. Моим оппонентам. — Вестник театра, 1920, № 76—77, стр. 4.
12 А. Об искусстве. Речь, произнесенная на открытии Петроградских государственных свободных художественно-учебных мастерских 10 окт. 1918 г. Пгр., Изд. отд. ИЗО НКП, стр. 27.
13 Луначарский — Петроградская правда, 1918, 5 ноября, № 243.
14 Луначарский А. Театр РСФСР. — Печать и революция, 1922, № 7, стр. 87.
15 Луначарский А. Письмо в Отдел просвещения и пропаганды Рабоче-Крестьянской инспекции: В. В. Маяковский. Полное собр. соч. М., ГИХЛ, 1939, т. 3, стр. 451.
16 В. Вчера, сегодня и завтра русской поэзии. — Печать и революция, 1922, № 7, стр. 48.
17 Цеткин Клара. Воспоминания о Ленине. М., Госполитиздат, 1955, стр. 13.
18 Луначарский
19 О партийной и советской печати. Сборник документов. М., Изд. «Правда», 1954, стр. 221.
20 Луначарский А. В. Статьи о советской литературе. М., Учпедгиз, 1958, стр. 76.
21 Горький
22 В кн.: В. И. Ленин о литературе и искусстве. М., Гослитиздат, 1957, стр. 555.
23 Литературное наследство (Новое о Маяковском), т. 65. М., Изд. АН СССР, 1958, стр. 208.
24 В кн.: В. И. Ленин о литературе и искусстве. М., Гослитиздат, 1957, стр. 627.
25 —622.
26 В кн.: В. И. Ленин о литературе и искусстве. М., Гослитиздат, 1957, стр. 555—556.
27 Луначарский А. В. Статьи о советской литературе. М., Учпедгиз, 1958, стр. 77.
28 Впервые эти материалы были опубликованы в статье А. «Против субъективистских измышлений о творчестве Маяковского». — Коммунист, 1957, № 18, стр. 76—77. См. также: Литературное наследство (Новое о Маяковском), т. 65. М., Изд. АН СССР, 1958, стр. 210.
29 Ленин В. И. Сочинения, т. 33, стр. 197.
30 Луначарский
31 Ленин В. И. Сочинения, т. 33, стр. 197.
32 Там же, стр. 198.
33 М. Собр. соч. М., Гослитиздат, 1952, т. 17, стр. 45.
34 Луначарский А. В. Статьи о литературе. М., Гослитиздат, 1957, стр. 78.
35 Червоний шлях, Харьков, 1930, № 5—6.