Записная книжка «Нового Лефа» («Я всегда думал…»)
Я всегда думал, что Лубянский проезд, на котором «Новый Леф» и в котором я живу, назовут-таки в конце концов проездом Маяковского.
Пока что выходит не так.
На днях я получил письмо, приглашение какой-то художественной организации, с таким тоскливым адресом:
«Редакция журнала «Новый лес» В. В. Лубянскому».
Правильно, — проезд длиннее, чем писатель, да еще с короткими строчками.
Раз до сих пор не прославился, то в будущем не прославишься вовсе. Делать славу с каждым днем становится труднее.
Славу писателю делает «Вечерка»
И «Вечерка» обо мне — ни строчки.
Разговариваю с замредактором Ч.
— Да, — говорит, — слыхал-слыхал, очень вас за границей здорово принимали
Развесив удивленные уши, переспрашиваю восхищенно:
— Как это вы, товарищ, так прямо выразились, и повторить можете?
— Пожалуйста. Мы — вас, вы — нас, вы — нас, мы — вас. Учитесь быть журналистами.
До сих пор я думал только о качестве стихов, теперь, очевидно, придется подумать и о манерах.
Надо людей хвалить, а у меня и с Шенгели нелады
А Шенгели в люди выходит.
Называли-называли его в насмешку профессором, сам он от этого звания отворачивался с стыдливым смешком, да, очевидно, так все к этой шутке привыкли, что и действительно выбрали и стали величать его профессором.
Сам Шенгели немедленно трубит об этом собственными стихами, по собственному учебнику сделанными, в собственном студенческом журнале напечатанными.
Я читал этот стих громко, упиваясь.
— Да, Шенгели профессор первый год. Лекции начал недавно. Вбежал по лестнице, спросив у швейцара, где здесь лекториум? (Отдыхать, что ли?) Лекториума не нашлось, и Шенгели прошел прямо на лекцию. Сидят пять человек.
— Вы будете заниматься?
— Нет.
— А вы?
— Я не здешний.
— А вы?
— Я к знакомым зашла.
— А вы?
— Я уже все это знаю.
«толсторожая Маня», как охарактеризовал ее студент, решила заниматься и стала изображать аудиторию.
— А зачем стихи «толсторожей Маньке»? — меланхолически резюмировал студент.
В результате обучения литературе такими профессорами литературная квалификация нестерпимо понижается.
Так — наши книжные магазины в числе астрономической литературы к солнечному затмению выставили на видном витринном месте «Луну с правой стороны» Малашкина
Стихи тоже странные пишут. Товарищ Малахов
Впереди?
Это что ж, в отличие от ресниц сзади?
Или:
Заявите в «Радиосвязь»!
Вот ночной сторож в магазине «Спортснабжение» и тот нашел лучшее применение антеннам. Сторож этот сидит в аршинном стеклянном ящике, на Кузнецком
Должно быть, часы Вестминстерского аббатства
[1927]
Примечания
[ «Нового Лефа»] («Я всегда думал…») (стр. 144). Беловой автограф (БММ); журн. «Новый Леф», М. 1927, № 6, июнь.
Стр. 144. «» — газета «Вечерняя Москва», заместителем редактора ее был в те годы М. Б. Чарный.
…очень вас за границей здорово принимали… — Речь идет о поездке Маяковского в Польшу, Чехословакию, Францию и Германию в апреле — мае 1927 года.
Стр. 145. …а у меня и с Шенгели нелады… — См. примечание к статье «Как делать стихи?» (стр. 562–563).
Малашкин С. И. (р. 1888) — писатель. В 1927 году выпустил повесть «Луна с правой стороны», в которой искаженно изображалась жизнь комсомольцев. Повесть вызвала резкое осуждение со стороны советской общественности.
Малахов — поэт и критик. Сборник его стихов «Песни у перевоза», изданный «Молодой гвардией», вышел в свет в 1927 году. Маяковский цитирует стихотворения «Если ты меня немного любишь…» и «Антенны».
Стр. 146 Кузнецкий (мост) — улица в Москве.
Вестминстерское аббатство — так называется собор св. Петра в Лондоне.
Шимми — модный в те годы танец.